Царь на чёрном коне
Я тяну руку в ответ, предвкушая полёт в седло. Но царь неожиданно хохочет и выпрямляется:
— Чай, не в сказке! Пешком пойдешь.
Уёбок. Рожа мерзкая. Крыса помойная.
— Ты вслух молвишь. Высечь тебя за такие речи, язык калёным железом выжечь, — бесстрастно замечает царь, пуская коня в медленный ход.
— Как ты человека в жука превратил? Я всякой дичи тут повидала, но жуки уже беспредел. Ты кто вобще такой? — Я не отстаю ни на шаг. Напротив моего лица в стремени мерно колыхается нога царя. Классные сапоги.
Царь приосанился, грудь колесом. Смотрит сверху вниз на меня.
— Кощей.
Я молчу, переваривая информацию.
— Ты в моих владениях. Много веков назад я создал этот терем. Селил сюда невест со всего света. Не было им места в мире живых: сплошь утопленницы, замученные и несчастные души были. В тереме их сердце покой находит. Или забвение.
Кощей смеряет меня взглядом. Мне смертельно скучно плестись за царем, он начинает казаться старым и нудным, и хочется уснуть посреди холодной пустыни.
Дед оказался словоохотлив:
— Ты рассыпала своё сердце по кладбищу, дала сожрать. Не помнишь, кто такая и куда идёшь. Не чувствуешь ни радости, ни холода, ни голода. И все равно тебе, что будет дальше.
— А ты как цыганка на вокзале. Можешь не напрягаться, мелочи нет и вряд ли... — и тут до меня доходит. Я останавливаюсь, ошарашенная. — Так это что, царевной мне никак теперь не стать?
Кокошник начинает давить нестерпимо, руки тянутся его скорее содрать с головы.
Кощей мелко хохочет:
— Вот баба дура! Не помнит, кто она, а все туда же — в царевны.
Он снова машет рукой в воздухе, я инстинктивно уворачиваюсь, но... что это? Запах пирога?
По ту сторону жизни я пекла пироги. С брусникой, с цукатами, яблоками и корицей. Варила глинтвейн. В доме становилось пряно, сытно и тепло.
А это что, музыка? Точно, вот и трубач выдувает медь, и тонкие пальцы на арфе, скрипач, словно волшебной палочкой, создаёт магию смычком. Тяжёлые кулисы вот-вот распахнутся. Я помню это предвкушение.
Тёплая ладонь. Улыбка. Медовые глаза. Весна. Прикосновения, объятия. Радость и свет.
Лицо Кощея.
— Вспомнила?
Я лежу ничком на мёрзлой земле и снова ничего не ощущаю. Чёрная фигура царя стервятником высится над головой. Исполинский рост у Кощея. Или это я маленькая?
Его голос глухой, как сквозь вату. Но я слышу в нем зависть.
— Я верну тебе год в миру. Проживи его, как живая. Сегодня у тебя будет самая вкусная трапеза. Самый длинный день. Чарующий закат. Самый сладкий сон.
Я растеряна.
— Чем мне заняться?
— Тем же, чем и всегда. Ты медсестра, милая. Помогай людям.
Он говорит так ласково и так неожиданно жестоко снимает с меня кокошник, что тьма резко обрушивается на меня, как старый потолок, и я слышу треск и звон колоколов с напутствием:
— С новым годом, лебёдушка!
