Неисповедимы пути Кощеевы
Психолог из Кощея — днище. Один его выбор баб красноречив. Зато волшебник — просто от господа. Я действительно вернулась в свою жизнь за год до её бесславного конца. Не просто в свою жизнь, а в свою квартиру на окраине Воронежа.
После терема я ощущаю себя наркоманом, отпущенным домой на выходные, но угодившим в неблагоприятную компанию "друзей". Я порхала по квартире и радовалась всему цветному, как фея Винкс, минут пять.
Ни на какую работу медсестрой я в понедельник не пошла. Выключила телефон и продолжаю начатое в субботу сразу после возвращения из терема. Истребляю свой бар.
Какой бар у медсестры дома?
Спирт я, как светская алкогольвица, принимаю за антисептик и бытовой транквилизатор. Моя душа требует изысканности и красного.
Коварства полусухой Изабеллы.
Я крашусь темно-вишневой помадой и чёрными тенями, когда выхожу в ближайшую КБшку в плаще на голое тело и резиновых сапогах. Реальность почти невыносима.
Кстати, о невыносимости и коварстве.
Мне постоянно снится черногубая сука в кокошнике. И речь не о собаке с древнерусского лубка.
К своему удивлению, я рада её присутствию во снах. Она напоминает о том, что есть мир, где не надо заботиться об одежде, тепле, еде и всём остальном, кроме бани. Где оргии, чудеса, коварство и кокошники мирно сосуществуют на одной жилплощади.
— Мы с тобой вместе навсегда. Я твой агнел-хранитель, — шепчет бывшая сестра, сворачивая и разворачивая хоботок.
— Моль ты плешивая, а не хранитель.
Кто бы мог подумать, что для меня, молодой натуральной блондинки с роскошными формами, феей-крестной станет не папик на мерсе, которому я сделала лучшую в его жизни клизму, а инфернальное творение больного разума Кощея?
Она явилась ко мне страшная, как похмелье, как дороги Воронежа по весне, как раздавленный мной жук на кладбище.
Сморщенная бабочка в чёрном кокошнике стала единственной ниточкой, соединяющий меня и терем.
Что ж, какая жизнь, такие и ниточки.
В своём доме неуютно, пусто и темно. Снова звонит мать, обвиняя во всех грехах смертных и эгоизме. Подруги в чате хвастаются своими тугосерями. Странно, раньше я блевала после этих сообщений радугой, а теперь мемасики и фоточки просто раздражают.
— Давай, ангел. Скажи что нибудь на ангельском или лети отсюда на хрен и не мешай спиваться. У меня большие амбиции на этот год.
— Помой голову и чеши на работу, пока не уволили по статье.
— Ой, всё.
Я перекрасилась в розовый. Я купила жёлтый шарф. Я — единорог в снежной Воронежской каше.
Спустя два месяца я на работе. Медики приняли с пониманием. Прокапали. Поставили смены в госпитале утконосом.
Это ты для меня задумывыл, Кощей? Что я должна понять за этот год? Может, я тупенькая, у меня плохо получается думать.
— Новый год завтра, — шуршит самая страшная на на любом свете бабочка.
— Заткнись, у меня выходной. Иди докопайся до кого-то другого.
— С кем отмечать будешь? — не унимается бабочка.
Я звоню коллеге из анатомички. Он тоже любит запах бытовых растворителей плохого настроения.
У нас может что-то получиться.
